интернет-магазин белорусского трикотажа. www.bel-moda.by  

 
 

Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона
(1941-1944). А.А. Гребенкина.

  реклама





  


   страницы     
-----------------------------------------------

Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизонаИ ГРЯНУЛА ВОЙНА

   Гитлеровская Германия без предъявления каких-либо претензий, без объявления войны 22 июня 1941 г. в 4 часа утра вероломно напала на нашу страну, нарушив мирную жизнь советских людей. В числе первых нападению подверглась Брестская крепость.
   В ночь на 22 июня в крепости находилось 7 стрелковых батальонов 6-й и 42-й стрелковых дивизий, полковые школы, транспортные роты, музыкантские взводы, сборы приписного состава, штабные и другие подразделения, а также отдельные подразделения 17-го Краснознаменного пограничного отряда. Некоторые подразделения имели некомплект, составлявший в ряде случаев 15-20 процентов.
   Большая часть личного состава 6-й и 42-й стрелковых дивизий в этот момент находилась вне крепости на работах по сооружению 62-го Брестского укрепленного района за пределами г. Бреста, в лагерях, на стрельбище.
   На артиллерийском полигоне до войны проходили учения, на которых отрабатывались не способы защиты крепости, а умение по тревоге вести маневренный бой на открытой местности. В соответствии с заранее подготовленным планом в случае войны основные воинские части должны были выйти из крепости в районы сосредоточения и занять укрепрайоны на границе. А их выход из крепости приказано было прикрывать пограничникам, одному стрелковому батальону и одному артиллерийскому дивизиону 6-й стрелковой дивизии. В предвоенную ночь военных в крепости оставалось, примерно, от 7 до 8 тысяч человек, а также около 300 семей командного состава (более 600 человек). Это были жены, дети, матери, сестры, родственники командиров Красной Армии.
   К исходу 21 июня немецкое командование сосредоточило в районе Бреста ударную группировку правого крыла армий «Центр» в составе 4-й полевой армии и 2-й танковой группы (19 пехотных, 5 танковых, 3 моторизованных, 1 кавалерийская, 2 охранные дивизии, 1 мотобригада). Поддерживаемые 2-м воздушным флотом, они наносили удар в направлении Брест - Барановичи - Минск, имея задачу прорвать оборону Красной Армии в районе Бреста, быстро продвинуться танковыми соединениями на Минск и, во взаимодействии с войсками северной ударной группировки, уничтожить противника в районе между Белостоком и Минском и обеспечить продвижение группы войск к Москве.
   Для штурма крепости гитлеровцы сосредоточили 45-ю и частично 31-ю пехотные дивизии 12-го армейского корпуса, полк тяжелых минометов особого назначения, два дивизиона мортир, девять гаубиц калибром 210 мм и две артиллерийские установки системы «Карл» («Адам» и «Ева»). Их 600-миллиметровые орудия стреляли бетонобойными и фугасными снарядами массой 2200 кг и 1700 кг на расстояние 4,5 км и 6,7 км соответственно.
   «Нельзя было обойти крепость и оставить ее незанятой, так как она преграждала важные переправы через Буг и подъездные пути к обоим танковым шоссе, которые имели решающие значение для переброски войск и, прежде всего, для обеспечения снабжения» (из доклада командующего 4-й армией генерал-фельдмаршала фон Клюге о боях за крепость Брест-Литовск. 7 августа 1941 г.).
   Начальник штаба 4-й армии полковник Л.М. Сандалов вспоминал, что по приказу начальника штаба округа в 24 часа командующий и все командиры армейского управления были вызваны в штаб армии в г. Кобрин. Командующий 4-й армией генерал-майор А.А. Коробков под свою ответственность приказал разослать во все соединения и отдельные части «красные пакеты» с инструкциями о порядке действий по боевой тревоге.
   В 3 часа 30 минут командующий армией получил приказ командующего войсками Западного Особого военного округа генерала армии Д.Г. Павлова о приведении войск в боевую готовность. Одновременно указывалось в первую очередь бесшумно вывести из Брестской крепости «пачками» 42-ю и 6-ю стрелковые дивизии и привести в боеготовность 14-й механизированный корпус. Но времени для его осуществления уже не было.
   За пределы крепости до 9 часов утра первого дня войны вышла примерно половина личного состава, располагавшегося в казармах. Большая его часть, боевая техника были выведены из строя в результате бомбардировки и артобстрела в первые минуты войны. Непосредственно в обороне крепости принимало участие не многим более трех-четырех тысяч бойцов и командиров.
   Основная часть женщин и детей укрылась в подвалах зданий, под лестничными клетками жилых домов, в казематах, в земляных валах, в помещении электростанции в районе Тереспольских ворот, в 3-й погранкомендатуре, в механической мастерской, штабе и клубе 98-го отдельного противотанкового артиллерийского дивизиона, в жилых домах начальствующего состава на Кобринском укреплении, северо-восточных валах, в подвалах на территории госпиталя, Восточного форта.
   Враг надеялся захватить крепость в первые часы войны.
   Но он просчитался. После вынужденного отступления 42-й и 6-й стрелковых дивизий из города и прилегавших к нему территорий в Брестской крепости осталась незначительная часть сил этих частей. И хотя в первый день войны Брестская крепость была полностью окружена, ее гарнизон не дрогнул. Вместе с подразделениями пограничников, находившимися в крепости, ее гарнизон организовал круговую оборону, которую возглавили коммунисты-командиры и политработники Е.М. Фомин, И.Н. Зубачев, A.M. Кижеватов, П.М. Гаврилов, С.С. Скрипник и др.
   Почти одновременно в крепости возникло несколько самостоятельных участков обороны. На гитлеровцев, прорвавшихся на Центральный остров и захвативших здание бывшей церкви, где размещался клуб, бросились в атаку бойцы 84-го стрелкового полка. У Холмских ворот красноармейцы поднялись в штыковую контратаку по приказу полкового комиссара Е.М. Фомина. У Тереспольских ворот по захватчикам ударили пограничники 9-й заставы, бойцы 333-го и 455-го стрелковых полков, 132-го отдельного батальона конвойных войск НКВД. Активные бои шли на всех укреплениях - Западном (Тереспольском), Южном (Волынском), Северном (Кобринском) и в центральной части крепости - Цитадели.


БОИ НА ТЕРЕСПОЛЬСКОМ УКРЕПЛЕНИИ

   На Западный остров, где располагались транспортная рота 17-го Краснознаменного пограничного отряда, окружная школа шоферов погранвойск, участники сборов спортсменов и кавалеристов, обрушилась штурмовая группа 3-го батальона 135-го пехотного полка 45-й пехотной дивизии врага. Английский историк П.Карелл в книге «Война Гитлера с Россией» писал, что батальон находился в 30 ярдах от реки Буг прямо против Западного острова. «Земля дрожала. Небо было охвачено дымом и огнем. Все было согласовано до минуты с артеллерийскими частями, которые сминали крепость: каждые 4 минуты кольцо смерти должно было продвигаться на ЮО ярдов».
   Пограничники и курсанты школы под руководством старших лейтенантов Ф.М. Мельникова и А.С.Черного, лейтенанта Жданова возглавили борьбу с захватчиками.
   Командир транспортной роты 17-го Краснознаменного пограничного отряда старший лейтенант А.С.Черный и тридцать пограничников сражались в районе гаражей. Недалеко от здания курсов окружной школы шоферов вели бой курсанты во главе с начальником курсов старшим лейтенантом Ф.М.Мельниковым. Вдоль вала над рекой Буг заняла оборону группа под командованием лейтенанта Жданова (Имя, отчество и дальнейшая судьба Жданова неизвестны) - около 80 человек.
   Уже в первый день войны на Западном острове пограничниками были окружены и разгромлены немецкие штабы 3-го батальона 135-го пехотного полка и 1-го дивизиона 99-го артиллерийского полка, убиты командиры этих частей.
   24 июня объединенные остатки групп А.С. Черного и Ф.М. Мельникова прорвались в Цитадель. Не сумев там закрепиться, они с боем стали продвигаться на Кобринское укрепление. Только 13 из 40 бойцов с большим "фудом добрались до каземата в земляном валу между Северными и Восточными воротами.
   Группа лейтенанта Жданова продолжала сражаться на территории Тереспольского укрепления. В ожесточенных боях погибло более половины бойцов. Оставшимся в живых он приказал переправиться в Цитадель под прикрытием темноты на рассвете 30 июня. Обнаруженные гитлеровцами, под вражеским огнем лишь 18 из 45 бойцов группы сумели достичь Центрального острова.
   В рядах сражавшихся пограничников была жена старшего лейтенанта А.С.Черного Варвара Ивановна и его сестра - Татьяна Степановна Дробязко, погибшие в первый день войны. Жена старшего лейтенанта Ф.М. Мельникова Татьяна Григорьевна была ранена. Более 300 человек защищали Западный остров, а в живых остались единицы, в том числе дети Мельниковых - Олег и Борис, будущие офицеры Советской Армии, а также семья Я.А.Лицита, майора, командира 455-го стрелкового полка 42-й стрелковой дивизии: жена Анастасия Ивановна и дочери - Эльза и Альбина.


ЗАЩИТА ЮЖНОГО ОСТРОВА

   С юга Цитадель крепости прикрывало Волынское укрепление. На его территории располагались полковая школа 84-го стрелкового полка, большая часть личного состава которой находилась вне крепости на учениях, два госпиталя - армейский и формировавшийся 28-го стрелкового корпуса, 95-й медико-санитарный батальон. На Южном острове проживали работники госпиталя, семьи комсостава и вольнонаемные.
   Защиту этого острова вели группа курсантов полковой школы 84-го стрелкового полка, пограничные наряды 9-й заставы, военнослужащие, вольнонаемные, находившиеся на дежурстве в госпитале, медицинские работники. Силы оборонявшихся в десятки раз уступали врагу.
   Фашисты орудийными залпами разрушили корпуса госпиталя. На его территории бушевал пожар. Погибали безоружные и беспомощные бойцы. Бомбы, снаряды крушили стены. Канонада заглушала крики раненых и больных. В этой грозной обстановке батальонный комиссар Н.С. Богатеев, начальник корпусного госпиталя военврач 2-го ранга С.С. Бабкин, начальник армейского госпиталя военврач 2-го ранга Б.А. Маслов организовали оборону госпиталя и эвакуацию тяжелобольных в укрытия - казематы, находившиеся в земляных валах. Медсестры и врачи, дежурившие в госпитале, помогали им.
   Секретарь партбюро, политрук армейского госпиталя Иван Романович Зазулин, начальник клуба Брестского военного госпиталя, политрук Сергей Терентьевич Зысковец, пограничники из развалин вели огонь по врагу. На помощь им поспешил комсомолец начальник спецслужбы госпиталя лейтенант Иван Иванович Иванов. К ним подключались даже послеоперационные больные, у которых появилось оружие врага.
   Вместе с батальонным комиссаром Н.С. Богатеевым спасала раненых: выносила больных из пылающего здания хирургии медсестра Вера Павловна Хорецкая.
   Попытка гитлеровцев с ходу захватить госпиталь провалилась. Огонь защитников Волынского укрепления вынудил фашистских захватчиков залечь. Бой нарастал.
   Получив подкрепление, гитлеровцы под прикрытием пулеметно-автоматного огня снова ринулись вперед. Ряды защитников таяли. Женщины предложили СТ. Зысковцу снять воинские различия и обмундирование. Он отверг их предложение, заявив, что жил и умрет коммунистом. Без боеприпасов, обессилившие, были захвачены фашистами Степан Зысковец, Иван Зазулин и Иван Иванов, и тут же были расстреляны.
   В неравном бою погиб начальник госпиталя, участник гражданской войны, коммунист Степан Семенович Бабкин.
Медсестра Вера Павловна Хорецкая также находилась на передней линии огня, среди защитников. Помогая раненым, сделала много перевязок. Когда ей сказали, что в густом кустарнике, где сражались пограничники, есть раненые, она поспешила к ним. Успела перевязать несколько бойцов, которые тут же уходили на передовые позиции. Мимо Веры пробегали, стреляя на ходу, бойцы. Недалеко упал раненый пограничник Кукушкин (имя и отчество Кукушкина не установлены). Вера бросилась к нему, оттащила в сторону, стала перевязывать раненого и не сразу обнаружила двух гитлеровцев. Перевязка была почти окончена, а гитлеровцы все плотнее сжимали кольцо. Прикрывая собой бойца, она крикнула: «Стойте! Здесь раненые!» Автоматная очередь заглушила этот крик. 19-летняя комсомолка была в упор расстреляна фашистами.
   Когда начался обстрел крепости, Прасковья Леонтьевна Ткачева, медсестра госпиталя, увидела, что горит терапевтическое отделение. Хирургическое отделение было разрушено, а в нем находилось около 80 человек. Разбита была перевязочная, горела кладовая. В результате обстрела появились раненые. Многим больным накануне сделали операции, и они не могли самостоятельно передвигаться. Прасковья получила задание от батальонного комиссара Н.С. Богатеева размещать больных в ближайшем земляном валу. От хирургического отделения до первого ряда валов было 100-150 м. За ним полукругом располагался второй ряд валов, а за ними, скрытый с трех сторон валами, находился скотный двор. Напрягая все физические и душевные силы, она спасала больных и раненых от неминуемой гибели. Со второго этажа, где находились послеоперационные красноармейцы, нуждавшиеся в помощи, удалось вынести 20 человек. Прибежав в очередной раз, она увидела, что остальным больным ее помощь уже не нужна: обвалилась стена, заживо похоронив десятки людей. Чувство горечи, боли и страдания за них было безутешным. В каземате было спасено 28 человек. Необходимо было также перенести в валы и перевязочный материал и белье, которое тоже можно было использовать для перевязок. Несколько раз пришлось бегать в горящее отделение за медикаментами.
Припасов воды, медикаментов, бинтов для перевязок хватило только на несколько часов боя. Когда кончились бинты, в ход пошли наволочки, портянки, простыни. Не стало и воды.
   Бойцов становилось все меньше. Силы покидали многих раненых. К полудню к каземату близко подошли фашисты, применили дымовые шашки. Несколько раненых задохнулись. Прасковья Леонтьевна была ранена двумя осколками снарядов.
«Все лихорадочно думали, что делать. Передо мной, - вспоминала П.Л. Ткачева, - очень ясно высветилась вся моя жизнь. Я стала анализировать, правильно ли я жила, все ли делала для укрепления своего социалистического Отечества? И сколько я не осмысливала критически свою жизнь, чувствовала, что все шло правильно, серьезных ошибок я не допускала. Моя жизнь целиком и полностью принадлежала Коммунистической партии и Ленинскому комсомолу.
   Положение защитников на Южном острове становилось все более критическим. Удастся ли кому-нибудь остаться в живых? А если нет? Как узнают советские люди о судьбе своих близких, сыновей и дочерей? Раненые и больные попросили меня записать их фамилии и адреса, сообщить в записке о самоотверженной борьбе с врагом. Но чем записать? На чем? Ни у кого не нашлось даже клочка бумаги. Нашелся простой карандаш. И я вспомнила, что у меня с собой профсоюзный билет (этот полуобгоревший профсоюзный билет № 69267 экспонируется в Музее обороны Брестской крепости. Рядом с ним портрет девушки в военной форме. Благодаря записям в этом билете удалось отыскать некоторых родственников защитников Брестской крепости). На нем сокращенно записала имена людей, их адреса. «Их было пять. Кукушкин, пограничник, г. Сталинград, улица Сталина, дом 1, квартира 3, погиб, убил много немцев. Родионов, пограничник, автоматчик, г. Ленинград, улица Ленина, погиб. Больной Назаров СИ., заменил Родионова, мать живет в Ленинграде, улица Сталина, дом 2, убил много фашистов, погиб. Больной Серов, лег за пулемет, что с ним - не знаем. Мы стремились выйти, нас окружили немцы, погибли комиссар Н.С. Богатеев, Хорецкая Верочка во время оказания помощи пограничнику... и Ровнягина Дуся... втроем несли бойца, бежали из последних сил к двери, но туда прорвались враги. Наши воины убили несколько фашистов. Оставшихся в живых фашисты забросали гранатами... Убили около 22 больных и раненых. Нас осталось четверо. Женщина, не помню фамилии, приехала к сыну, ранена в руку, больной Абодошвили из Ташкента и больной Лерманштейн и ...»
   24 июня, после захвата Южного острова фашисты стали тщательно проверять укрытия и обнаружили «лазарет» П.Л. Ткачевой. Они взяли в плен раненых, женщин вместе с детьми из других отсеков вала. Пленных построили в колонну и повели в лагерь для военнопленных.
   В колонне пленных П.Л. Ткачева находила силы, чтобы поддерживать раненых, нести носилки с тяжелобольными красноармейцами. С этой же целью по пути следования Прасковья Леонтьевна организовала женщин и подростков, подавала команду: «Раненых не оставлять!» И снова обессилевших бойцов поднимали, помогали идти или несли поочередно. За этот поступок Прасковью Ткачеву фашисты едва не расстреляли.
   Комсомолка Нина Косенкова работала в госпитале вольнонаемной. В момент начала войны находилась на дежурстве в хирургическом корпусе госпиталя, участвовала в эвакуации больных в укрытия, оказывала помощь раненым. Ее муж Косенков Федор Петрович сражался в это время на Кобринском укреплении.
   Сестры Бобровы - Вера, Надежда и Любовь - также были в госпитале вольнонаемными. Медсестра Вера Филимоновна Боброва (Степанюк) в ночь на 22 июня дежурила в терапевтическом отделении. В первые минуты обстрела она находилась на первом этаже, а больные - на втором. Несмотря на опасность, девушка бросилась им на помощь. В здание попал снаряд, помещение загорелось. Ее подопечные были беззащитны. Некоторые передвигались с трудом. Вера думала только об одном: как спасти людей, как успеть их перенести в укрытие. На одном из больных загорелась одежда. Вера сразу стала тушить огонь, призывала всех к спокойствию и порядку. Обратилась к выздоравливающим красноармейцам с просьбой помочь перенести прикованных к постели людей, остальным помогала спуститься вниз, укрыться в безопасном месте. Спасая людей, она сама была ранена и контужена, потеряла сознание. Комиссар Н.С. Богатеев перенес ее в каземат, к спасенным ею людям. Когда В.Ф. Боброва пришла в сознание, то была уже в фашистском плену. Родственники нашли ее среди пленных и более года выхаживали, лечили, но на всю жизнь Вера осталась глухой.
   Надежда Филимоновна Боброва работала в госпитале рентгенотехником в физиотерапевтическом отделении. 21 июня до часа ночи она находилась в госпитале на дежурстве: помогала готовить очередную партию больных для отправки в г. Пинск. Грохот войны застал ее дома, на ул. Шевченко. Услышав взрывы в крепости, Надежда побежала туда. Она помогала раненым уходить из-под обстрела, оказывала им посильную помощь.
   Любовь Филимоновна Боброва (Фигурская) - кастелянша терапевтического отделения госпиталя - в ночь на 22 июня дежурила. Вместе со всеми женщинами помогала больным и раненым. Попала в плен, но через несколько дней ей удалось вырваться из него и вернуться домой.
   Прасковья Алексеевна Горелова-Черемина, помощник начальника аптеки военного госпиталя, в момент обстрела крепости была дома. Наспех собрав племянницу дошкольного возраста Валю, передала ее ходячим больным, которые устремились в укрытие. Сама же с Иваном Кузьмичем Маховенко, начальником 2-го хирургического отделения, военврачом 3-го ранга, и Александром Борисовичем Юровицким, начальником аптеки, прибежала в хирургическое отделение госпиталя. Подготовила из простыней перевязочный материал. Из вещевого склада ей удалось принести кое-какую одежду больным, сделать небольшой запас воды, помочь раненым и больным. Когда их укрытие было захвачено, вместе с ранеными бойцами оказалась в плену.
   Санитарка Дарья Даниловна Хохленко в ночь на 22 июня дежурила в хирургическом корпусе, в глазном отделении. В начале бомбардировки там разорвалось несколько снарядов, рухнули потолки, завалившие проходы в палаты, где находились на излечении бойцы и командиры Красной Армии. Под руководством военврача 3-го ранга И.К. Маховенко она участвовала в спасении больных. Дарья Даниловна спасла около 50 человек, способных передвигаться, и вывела их на кухню, которая располагалась в одном из казематов. Через несколько минут здание хирургии оказалось разрушенным настолько, что остальных приходилось выносить через окно под бомбежкой и обстрелом. Дарья Даниловна была ранена в левую руку и левую щеку, потеряла много крови.
   Во второй половине первого дня войны Дарья Даниловна вместе с ранеными, больными и некоторыми медработниками попала в плен.
   К сожалению, очень мало сведений сохранилось об отважной медицинской сестре Евдокии Игнатьевне Ровнягиной.
Она более десяти часов находилась на передовых позициях среди защитников крепости и как медицинская сестра, и как боец. Во второй половине дня была сражена вражеской пулей. Свидетелями ее гибели были А.В. Савина и П.Л. Ткачева.
   Грохот канонады на рассвете 22 июня застал Александру Васильевну Савину дома. Накануне она отдежурила и отдыхала. От ударов по крепости вышибло оконные проемы, обвалилась внешняя стена, упал платяной шкаф. Шура схватила свои документы, в том числе и комсомольский билет, наспех оделась и побежала в инфекционное отделение, здание которого уже было разрушено.
   Там находилось много тяжелобольных.
   А.В. Савина вместе с другими работниками госпиталя получила задание спасать больных, переносить их в земляной вал, который находился примерно в ста метрах от корпуса, недалеко от скотного двора. Вся территория госпиталя простреливалась, подвергалась бомбежке с воздуха вражескими самолетами. Приходилось носилки с больными передвигать по земле, некоторых тащить на одеялах, плащ-палатках. Использовала все, что было под рукой. Иногда задерживалась в воронках, так как автоматные очереди прошивали местность.
   «Разместив больных, - вспоминала А.В. Савина, - получила задание запастись перевязочным материалом, бинтами, марлей, лекарствами, как всем тогда представлялось, только на несколько часов боя. Я отправилась в отделение. Но проникнуть туда не смогла. Как только выползла из укрытия, увидела фашистов. Затаилась в кустарнике. Решила переждать несколько минут, чтобы потом попытаться проскочить, но сразу не удалось. В этот момент наши пулеметчики на валах метко уничтожали врага. Вернулась в убежище ни с чем, а там уже меня считали погибшей. Остались раненые и больные без медикаментов и воды. Двое раненых бойцов один за другим поползли к каналу за водой, но так и не вернулись. Решилась поползти и я, зная, что канал почти рядом. Взяла имевшиеся две фляги у раненых и поползла к воде, но принести ее не смогла. Как только опустила у берега канала одну флягу, затем вторую, фашисты тут же их прострелили. Сама чудом осталась жива. Видела, что в других земляных валах собрались женщины с детьми, кухарки, повар, раненые. С ними были безоружные врачи Маслов и Мохов.
   Фашисты прорвались к валам. Всех вытолкнули и вывели ближе к госпитальному корпусу. С ними был тяжелораненый политрук. Его фашисты расстреляли лежащего. Еще несколько бойцов были убиты автоматной очередью, в том числе и тяжелобольные. Остальных погнали на Центральный остров. Обнаружили и нас. Вытолкнули ходячих раненых, тяжелораненых расстреляли. Собрав большую группу женщин, раненых, среди которых была и я, фашисты решили прикрыться нами, наступая на остров. Слышали мы, как кричали нам защитники из развалин: «Женщины, ложитесь!» Все падали, и шла интенсивная стрельба. Фашисты нас снова поднимали и посылали вперед. Повторялось это несколько раз, до самых сумерек. Было очень страшно».
   Старшую лаборантку клинического отделения госпиталя Анну Яковлевну Овчинникову война застала дома. Накануне она поздно работала вместе с заведующей лабораторией Ксенией Трофимовной Тимофеевой. Около 23 часов ушла отдыхать. И при первых взрывах в крепости побежала с К.Т Тимофеевой в отделение. Дежурившие медработники эвакуировали больных.
   Вместе с дежурившей в эту ночь в отделении Марией Васильевной Шимко она вывела ходячих больных в укрытие, а затем вернулась за тяжелобольными. Г орел корпус, из-за дыма трудно было ориентироваться.
   Анна Яковлевна Овчинникова вспоминала: «Всех вынести не успели, и спасти уже вынесенных тоже не смогли. Когда мы в очередной раз с раненым бойцом на носилках пробирались к своему земляному валу, то услышали немецкую речь, выстрелы, крики детей, женщин. Когда там поутихло, мы ползком добрались туда и увидели жуткую картину: несколько убитых красноармейцев лежали около вала. Группу оставшихся в живых и передвигавшихся раненых фашисты вели под конвоем. Мы обошли помещение земляного вала в надежде найти живых. Не найдя никого, уложили нашего раненого. Оружия у нас не было. Нечем было защитить даже одного раненого. Укрыли его от глаз врага и снова отправились в отделение. Но пройти туда уже не смогли, и некоторое время пришлось нам скрываться в зарослях кустарника.
   В наше отсутствие, как потом выяснилось, фашисты ворвались в одно из отделений госпиталя, стали прикладами бить больных, требуя идти вместе с ними в Цитадель, чтобы под их прикрытием захватить Центральный остров. Больные отказались подчиниться и были расстреляны. Враги забрали из отделения оставшееся госпитальное белье, халаты, матрацы.
   Мы с Марией Шимко были свидетелями, как фашисты, надев на себя белые халаты и спрятав под ними автоматы, под видом медработников хотели проникнуть к мосту через реку Мухавец к Холмским воротам. Их план был разгадан защитниками. Застрочил наш пулемет, и немцы были скошены огнем воинов 84-го стрелкового полка.
   Снова решили вернуться к своему больному. С надеждой стали ждать своих бойцов-освободителей. К вечеру из укрытия заметили небольшую группу вооруженных красноармейцев, которые пришли в укрытие. Определив «укромные» места, они действовали как снайперы и уничтожили несколько фашистов. Под их защитой находились мы более суток. Расспрашивали о положении в крепости, но они тоже были в неведении. Убежденно доказывали, что это очередная, но более крупная провокация фашистов, что она им дорого обойдется. Бойцы делали вылазки, продолжали вести оборону до исхода дня 23 июня, хотя у них было несколько винтовок и мало патронов. Вместе с ними мы собирали оружие у сраженного врага, у погибших наших бойцов вдоль земляного вала. Это было опасное занятие, но другого выхода у защитников этого участка обороны не было. Двое суток продолжали борьбу с озверевшими фашистами. Вечером гитлеровцы забросали нас гранатами. Несколько бойцов погибло, остальные получили ранения. Мы попали в плен. Раненых пытались нести на себе, но фашисты нам этого не позволили: били прикладами, угрожали расстрелом. Передвигавшихся раненых защитников увели от нас, тяжелораненых расстреляли. Привели к большой группе пленных, где были и раненые, и женщины, и дети. Здесь мы увидели Шуру Савину, несколько других знакомых женщин. Из всех захваченных людей образовали колонну, примерно более сотни человек. Много в колонне было гражданского населения. Всех гнали в сторону Тересполя. Конвоиров было немного. Вели нас к Варшавскому шоссе, через мост. По пути к реке Буг мы договорились с Савиной и Шимко, что, не доходя до моста через Буг, незаметно убежим из колонны. Когда проходили мимо поля картофеля, по одной, незаметно, в разных направлениях побежали и залегли в кустарнике. По нам выпустили автоматную очередь, но все обошлось благополучно.
   Колонна прошла. Мы нашли друг друга. Огляделись. Картина вокруг была тяжелая: крепость пылала, в отдельных местах горел и город. Сами были грязные, на руках и ногах ссадины, запеченная кровь, куда идти - не знали. Сняли рваные, черные от грязи и копоти халаты, стряхнули с себя по возможности грязь и пыль и пошли в город. На улице Краснофлотской постучались в бедный домишко. Вышла женщина. Оглянулась кругом, только и спросила: «Советки?» Мы кивнули утвердительно. В доме нам дали помыться, покормили, расспросили, откуда идем, как дела в крепости. Нам рассказали о неутешительных событиях в городе. Утром Мария Шимко ушла к сестре, а мы с Александрой Савиной твердо решили идти домой, в Осиповичский район. Но для этого надо было как-то приодеться, приобрести продукты питания».
   Анна Яковлевна Овчинникова с Александрой Васильевной Савиной несколько дней находились на квартире у одной из сотрудниц госпиталя, работавшей по вольному найму, потом две недели скрывались у других знакомых. С их помощью устроились 10 июля 1941 г. в паровозное депо подсобными рабочими на кухню. Однако по-прежнему продумывали возможности выезда из города. И такой случай представился. С помощью старика австрийца, работавшего машинистом, в первых числах сентября, переодевшись в железнодорожную форму, выехали из Бреста. Проехав километров сто, сошли с товарного поезда и добирались домой пешком два месяца. По пути заходили в деревни, просили работу. Иногда по неделе и больше жили на хуторах, зарабатывали себе продукты на дорогу, расспрашивали, каким путем безопаснее добираться в Осиповичский район, так как у них не было никаких документов.
   Первой их встретила под Бобруйском мать Ани Овчинниковой. Анна Яковлевна Овчинникова (Троянова) весь период фашистской оккупации находилась в семейном лагере, который располагался в партизанской зоне Могилевской области.
   А.В. Савина оказалась дома в августе 1941 г. Ее родную деревню Осяродок почти полностью сожгли фашисты. Много погибло местного населения. Мать, раненая старшая сестра с двумя детьми и еще четыре крестьянские семьи разместились в сохранившейся хате младшей сестры.
   В Осиповичском районе уже действовали партизаны. Александру Васильевну связала с ними двоюродная сестра Алеся Стельмах, муж которой Петр Стельмах (бывший председатель колхоза) был партизаном-разведчиком.
   В отряде А.В. Савиной предложили стать связной. В деревне Касье Осиповичского района располагались немецкий гарнизон и полицейский участок. В 1942 г. она устроилась на работу в медпункт. Партизаны поставили перед ней задачу: снабжать отряд медикаментами и узнавать намерения фашистов и полицейских в деревне. С большим риском для жизни она отправляла в партизанский отряд медикаменты.
   Осенью 1942 г. немецкий гарнизон срочно был вывезен из деревни Касье.
   Вместо немецкого гарнизона в деревню прибыли власовцы. Их местное население называло «казачками». Александра Васильевна теперь получила новое задание от партизан: изучить настроение власовцев, познакомиться с командирами, солдатами, посещать вечеринки, приглашать некоторых к себе домой.
   Перебирая «женихов», она обратила внимание на необычное поведение одного из офицеров по фамилии Гагарин. Из разговора с ним Шура выяснила, что он сын бывшего русского дворянина, который эмигрировал с семьей в Югославию после Великой Октябрьской социалистической революции, окончил военную академию. Когда началась война фашистской Германии с Советским Союзом, пошел на службу к немцам.
   Он хорошо знал русский язык. После разгрома немцев под Сталинградом понял, что войну они проиграли. Шура делала вид, что не разделяет его пессимизма в отношении Германии, говорила об успехах фашистов летом 1942 г., а вообще-то политикой не интересуется: имеет хорошую работу, живет лучше других. Он пел, хорошо играл на гитаре. Но в голосе его чувствовались тоска, тревога, боль. Через некоторое время Гагарин ей прямо заявил: «Найди людей, которые сведут меня с партизанами. Со мной пойдут и другие».
   Александра Васильевна, казалось, верила ему, но решить этот вопрос самостоятельно не могла. Посоветовалась со связным, как действовать дальше. А листовки продолжала подбрасывать. Ему она тоже вложила в карман листовку на вечеринке. Гагарин догадался, что это сделала Шура. Александра Васильевна вспоминала: «До сих пор я испытываю волнение, которое пережила тогда, в апреле 1943 г., в одну из ночей. Знала, что в случае провокации меня схватят за распространение листовок. Из деревни Касье ушла к маме в деревню Осяродок. Вернуться на работу побоялась. Все ждала развязки. Где-то в душе надеялась на искренность Гагарина. Но сомкнуть глаз с мамой не смогли, все смотрели в окно на улицу, что там происходит. Как выяснилось позже, одну из листовок командир эскадрильи, власовец, передал в штаб гарнизона, который располагался в Бобруйском районе в деревне Соломинка. Гагарин, узнав об этом, поспешил с группой солдат уйти на рассвете из части. Наблюдение за мной установил с вечера, поэтому его друзья видели, когда я ушла в Осяродок. И вот мы видим, что большая группа вооруженных власовцев на велосипедах въехала во двор. Я - прятаться. Гагарин вошел в хату и сказал: «Не бойтесь. Мы ушли из гарнизона». Я вышла из своего укрытия. Он обрадовался встрече. Тоже переживал, чтобы их не остановили, не перехватили. А ушли они из гарнизона под видом выполнения задания.
   Гагарин меня попросил съездить в деревню Касье, якобы на работу. Дал велосипед, чтобы было быстрее. Просил разыскать его адъютанта по имени Слава и передать записку, в которой сообщалось, что он должен срочно ехать в деревню Осяродок. Я нашла Славу, передала записку. И мы благополучно прибыли в Осяродок. В апреле 1943 г. группу из 19 человек, вооруженную автоматами, повела в 210-й партизанский отряд. Добирались туда три дня». В деревню Касье она не вернулась: ее оставили в отряде. Через несколько дней сбежали от власовцев еще 2 человека. Бежавших из фашистской армии принимал командир партизанского отряда № 210 Первой Осиповичской бригады имени И.В. Сталина. Распределили всех по ротам.
   Гагарина и его адъютанта Славу направили к начальнику разведки Сумченко. Вскоре Гагарина самолетом отправили за линию фронта.
   А.В. Савина была в отряде и медсестрой, и бойцом. Участвовала во многих боевых операциях.
Самоотверженно помогала больным Александра Макаровна Черетович, шеф-повар госпиталя. Она, спасая их, сама получила тяжелое ранение в руку и левый бок. На излечении находилась восемнадцать месяцев, осталась инвалидом.
   Когда началась война, военврач 3-го ранга, ординатор неврологического отделения 28-го корпусного госпиталя Валентина Александровна Четверухина (Кокорева) была ответственным дежурным врачом в отделении. Занималась эвакуацией больных в города Пинск и Кобрин. В субботу, 21 июня, согласно приказу по госпиталю, сдала оружие на выходной день. Поэтому в момент нападения фашистов могла лишь подбирать и перевязывать раненых, помогать детям и женщинам укрываться в убежище.
   «Очень больно сознавать, - с горечью вспоминала В.А. Четверухина (Кокорева), - что мы, медики, оказались безоружными. А будь у нас оружие, мы бы смогли нанести более существенный удар по врагу. У многих из нас был опыт борьбы с врагом. Я участвовала в боях за Родину в советско-финляндской войне. За проявленное мужество была награждена медалью «За отвагу». Являлась кандидатом в члены ВКП(б), остро понимала нелепость своего положения. Это состояние беспомощности трудно передать».
   В подвале газоубежища, который находился напротив жилого дома в районе госпиталя, Валентина Александровна собрала примерно 30 человек, из них около 20 детей.
   Группа воинов, оборонявших Волынское укрепление в этом районе, держалась до 24 июня. Когда погиб последний боец, женщин и детей захватили в плен. Будучи в плену, В.А. Четверухина (Кокорева) вместе с другими врачами (Ю.В. Петровым, Н.Б. Кокоревым, B.C. Заниным, С.С. Ермолаевым, И.К. Маховенко, СВ. Козловским) спасала от смерти раненых и больных военнопленных.
   В ночь на 22 июня выпало дежурство врачу-ординатору Варваре Васильевне Бассо и военфельдшеру Анне Андреевне Львовой, а также вольнонаемной санитарке Нине Кобец.
   Медсанбат располагался тоже на Южном острове, рядом с госпиталем.
   Среди ночи вдруг погас свет, водопровод вышел из строя. Больных в медсанбате было более 50 человек. Ранним утром начался массированный обстрел крепости. Несколько снарядов попало в здание медсанбата, вылетели все окна, разрушены были некоторые стены.
   В.В. Бассо была ранена и оказалась под обломками обвалившейся стены. Санитарка Нина Кобец вытащила ее из-под обвала, оказала первую помощь.
   В медсанбате находился интендант 2-го ранга майор Александр Владимирович Банников, прибывший накануне в медсанбат на смотр медико-санитарной службы дивизии. У него был пистолет, остальные были безоружные. Один снаряд попал в перевязочное отделение. Подвала в здании не было. Пришлось больных переводить и переносить в столовую под большой дубовый стол. Но вскоре и в столовой стало опасно оставаться, так как туда попадали снаряды, снова были убитые и раненые. Перебазировали больных и раненых под сохранившуюся лестничную клетку. Пытались проникнуть в Цитадель. В разведку послали больных И.Л. Губаря и Е.М. Жукова, но они не смогли пробраться даже к Холмским воротам. Стали запасаться водой и медикаментами. Жуков и Губарь принесли со второго этажа бочонок, в котором еще оставалось немного воды. Затем поползли в перевязочную. Кое-что удалось извлечь из-под кирпича и щебня, в том числе медицинский халат. Отдали его Анне Львовой, так как ее халат весь был в крови. Все принесенное сложили под лестничной клеткой и использовали на обработку ран. У Анны Львовой был с собой комсомольский билет, а еще два комсомольских билета ей дали на хранение раненые.
   Вечером 22 июня вдруг рядом раздалась немецкая речь. Шесть фашистов ворвались в медсанбат и начали избивать лежачих больных прикладами. Бойца Лейжаво расстреляли в упор. А. Львова была в полной военной форме. Один из фашистов стал избивать ее, увидев военную форму.
   Майор Банников понимал немецкий язык. Он, как мог, пояснил ему, что она не офицер, а медицинская сестра. Тогда немец вырвал из своего блокнота чистый лист бумаги, нарисовал на нем крест и приколол на грудь гимнастерки Львовой. Их повели к Бугу. На вал очень трудно было подниматься с больными и ранеными. Из 55 человек осталось 23. Три раза выстраивали их на валу, видимо, хотели расстрелять.
   Перед глазами защитников Южного острова открылась страшная картина: госпитальные корпуса горели, деревья от снарядов повреждены и в ряде мест выворочены, земля в сплошных воронках. Они смотрели друг на друга, посылая прощальные взгляды, понимая, что в любую минуту могут быть расстреляны.
На берегу реки было много советских людей, в том числе и военных. Ане один из немецких санитаров дал бумажные бинты, вату, йод, кое-что из перевязочного материала и велел обрабатывать раны пленным. Сплошь стояли стоны, жалобы, слышались просьбы: «Сестренка, помоги!» Почти каждый, кто был в сознании, спрашивал: «Где наши? Что слышно? Что случилось?» Но она тоже ничего не знала и не понимала, как оказались в плену советские воины. Не чувствуя усталости, не замечая времени, работала до самой темноты. От пережитого страха, от усталости, беспомощности в борьбе с врагом свалилась с ног. У нее открылось носовое кровотечение. Поздно вечером Аню фашисты перевезли через реку Буг в направлении г. Тересполя. Утром она увидела здесь, за Бугом, две санитарные палатки. Снова обрабатывала раны бойцам. Когда перевязывала раненого пограничника, лежавшего на носилках, он назвал себя лейтенантом Шупиковым. Ему Аня назвала себя, рассказала, что привезли ее из Брестской крепости и что у нее три комсомольских билета. Он рекомендовал ей зарыть их в землю, запомнить место. Ему предстояла ампутация ноги. Он советовался с Аней, она осмотрела его раны и убедила, что он может вылечиться, не прибегая к ампутации. (Потом он воевал в партизанском отряде.) Лейтенант спросил Аню: «Сколько же тебе лет, сестричка?» Она ответила, что идет 20-й год.
   - Когда же ты, девушка, успела стать седой?
   И понял, что задал лишний вопрос. Девушка, вспыхнув от нового волнения и поняв, что с ней это случилось в течение одних суток, сказала: «Вчера я еще была светло-русая». Он извинился за бестактность.
И снова она работала без перерыва до самого вечера. А на вторую ночь снова открылось носовое кровотечение. Немецкий врач ее осмотрел, помог умыться, дал шоколадку, видимо, понимая, что происходило с медсестрой.
   Несколько дней Аня обрабатывала тяжелораненых, а легкораненых увезли две грузовые автомашины в неизвестном направлении. Тяжелораненые находились на земле, под открытым небом, без пищи. На третий день для ухода за советскими военнопленными привезли врачей В.А. Четверухину (Кокореву), К.Т.Тимофееву, И.К. Маховенко, В.И. Медведева и других специалистов. В первые дни лагерь не был тщательно огорожен, а потом, когда фашисты обнаружили, что по ночам военнопленные, способные передвигаться, исчезают, обнесли в несколько рядов колючей проволокой. Через несколько дней всех раненых и медперсонал увезли в Бяла-Подляску. Там врачи имели возможность оказывать тяжелобольным более квалифицированную помощь: раны можно было более тщательно промывать, накладывать гипс, проводить операции. Всю эту работу врачи выполняли, не обращая внимания на нечеловеческие условия. У Ксении Трофимовны Тимофеевой на ногах были только портянки.
   Военнопленных было много. В Бяла-Подляске фашисты дали указание размещать их в конюшне. На территории было еще два барака, в том числе и для медслужбы. Буквально всю ночь больные лежали на навозе. Утром советские медики приступили к очистке конюшни от нечистот. Убрали все. Вил, лопат не было, выгребали все руками, переносили тоже на руках и с помощью самодельных носилок. В течение дня вынесли навоз, принесли туда солому, расстелили ее. Хоть немножко, но улучшились условия для раненых, которые там находились вплоть до 7 августа 1941 г. Сюда привозили наших военнопленных даже из-под Смоленска. Очень больно было слушать, что враг ушел так далеко в глубь страны.
   Советских врачей на работу и с работы сопровождал часовой, который дверь их ночлежки закрывал на замок. Питались, в основном, супом из овощных очисток. Собирали их в консервные банки, а потом варили на костре. Хлеба совсем не давали. Тем же кормили и военнопленных. Многие умирали, несмотря на усилия медработников. 7 августа подали семь грузовых машин, погрузили раненых. Оставшиеся тяжелобольные остались умирать. В лагере начался самый тяжелый период: эпидемия сыпного тифа, дизентерии. Этих больных погрузили в отдельные машины. Аня говорила, что смертей насмотрелась не на одно поколение людей...
   Вскоре А. Львову повезли на допрос. При ней была только санитарная сумка. Состояние здоровья было плохое. Выглядела как старуха. За полтора месяца обносилась. Привезли на территорию Польши, в дом, который стоял в лесу. В нем размещалась полевая жандармерия. За столами сидело около десятка немцев. Среди них немец-переводчик. На столе - немецкая печатная машинка, за которой работал немец. Один из фашистов стал задавать вопросы по-русски. Помнит, что спрашивали, комсомолка ли, откуда прибыла, почем сливочное масло в Ленинграде. Не призналась, что являлась членом ВЛКСМ, так как знала, что будут истязать. Один фашист слушал ответы и смотрел на нее с нескрываемой ненавистью. В руках у него был резиновый кнут со свинцовым наконечником. Он поднялся и стал ее избивать. Действовал как циркач: никого не задевая, стегал только Аню. Кровь пошла носом, окровавлены были ноги, руки, спина. Все внутри клокотало. Но девушка не просила пощады, не унизилась, молчала, стиснув зубы. О жизни не думалось. Вывели из дома. В это время мимо вели колонну военнопленных. Все изможденные, распухшие от голода. Увидев Аню, несколько человек кинулись к ней. У нее с собой было только два маленьких кусочка хлеба, которые друзья дали ей в дорогу, когда ее увозили. Попыталась отдать хлеб пленным. Фашисты избили резиновой палкой тех, кто протянул к девушке руки, ударили Аню по спине и бегом погнали вперед пленных.
   Привезли А. Львову в лагерь № 307, который находился примерно в 9 километрах от Бяла-Подляски. В лагере было около 17 тысяч наших военнопленных. Картина была жуткая: все лежали на песке, издали казалось, что шевелился муравейник. Лагерь был огорожен колючей проволокой. Через каждые 50 метров стояли пулеметные вышки с охраной. На территории лагеря было два барака, в одном располагалась санитарная служба, в другом - четырнадцать девушек-медсестер, которых фашисты захватили под Великими Луками и привезли сюда. Позже девушки рассказали, что фашисты их гнали бегом километров 40-50, а сами с оружием в руках ехали на велосипедах впереди, сзади и по бокам. Затем бросили их в группу к нашим пленным, рассчитывая, что мужчины бросятся на них и станут насиловать. Но военнопленные смотрели на девушек с чувством грусти, обиды, жалости и тоски. Старались уступить им свои «лучшие» места, окружили и стали расспрашивать, как они оказались в плену». И когда фашисты убедились в порядочности мужчин, то увели девушек от них. И учинили им допрос: где служили, сколько лет в армии, какое образование и т.д. Аню тоже допрашивали, и на вопрос, где служила, ответила: «В Брестской крепости».
   Работали в лагере девушки медсестрами. Положение раненых военнопленных было очень плохое. Содержали их в бараках типа землянок. Помещения не отапливались. Вскоре началась сильнейшая эпидемия тифа и дизентерии. Из 17 тысяч военнопленных осталось в живых меньше одной тысячи, их вместе с А. Львовой увезли в Брест, в Южный городок.
   Там она встретилась с врачами Ю.В.Петровым, В.А. Четверухиной (Кокоревой), К.Т. Тимофеевой, В.В.Щегловым, медсестрой Аней Каменевой. Врачи в Южном городке жили в общих казармах. В лагере обслуживающий персонал составлял 41 человек, из них пять врачей, две санитарки, остальные сестры и фельдшера. Раненых в лагере было много. А. Львова работала в паре с врачом Сергеем Сергеевичем Ермолаевым за одним операционным столом, а потом ухаживала за послеоперационными больными. Но, несмотря на сложные условия жизни, В.В. Щеглов занимался исследованиями. Его интересовало, каким образом вши становились рассадниками тифа.
   Условия для выздоровления практически отсутствовали. Существовала похоронная группа, которая каждый день впрягалась в телегу, вывозила трупы. Очень голодали люди. Питание было такое: завтрак - кофе-суррогат, десертная ложка сахара, хлеб с песком, отрубями, его резали ниткой, по 100-150 граммов; примерно в 12 часов выдавали похлебку, а чтобы всем досталась гуща, то из варева доставали листья капусты, картофельную шелуху, все это перетирали и выдавали по две ложки и три половника жидкости, хлеб не давали; в 3 часа - чай, заваренный ромашкой, без хлеба. Помнит Анна Андреевна, что один раз, 28 сентября 1941 г., варили суп из тухлых кур. Везли их на фронт немцам, но в пути они испортились, поэтому передали в лагерь. Редко давали суп из конины. Если давали суп из перловки, значит, у немцев праздник.
   В казармах стояли печки-буржуйки. Другого отопления не было. У больных было одно «развлечение» - по вечерам, греясь у «буржуйки», ловили вшей и бросали в печь или на раскаленную плиту. И только один раз луч света ворвался в этот ад, заставив засветиться лица и глаза людей, когда обнаружили пианино. С. C. Ермолаев сел за инструмент, заиграл и запел русские песни. К нему присоединилась В.А. Четверухина (Кокорева), у нее был хороший голос. Среди всего ужаса, в котором они жили, и вдруг песня. .. Присоединились все, кто был рядом. Все, кому удалось слышать этот «концерт», плакали от радости и грусти по Родине. Потом фашисты не разрешали даже приближаться к пианино.
   Анне Андреевне часто приходилось встречаться со Степаном Петровичем Тереховым из Брестской крепости, бывшим техником-интендантом 95-го медико-санитарного батальона, который и здесь был интендантом. Приходилось обращаться к нему за перевязочным материалом, лекарствами. Он был добрым и отзывчивым человеком. Его семья осталась в Бресте В лагере создалась подпольная антифашистская организация. Имелись ячейки. В одну из них входила и А.А. Львова. Главной заботой подпольщиков было - не поддаваться врагу, вести политическую работу среди пленных, иметь связь с подпольщиками г. Бреста, выводить людей из лагеря по канализационным трубам. Договаривались, кому уходить в первую очередь.
28
   Бежать из лагеря смертников было очень трудно. Через каждые 50-70 метров стояли вышки с охраной, вечером и ночью лагерь освещался ракетами. Лагерь был обнесен в несколько рядов проволочными и другими ограждениями. Первое укрепление состояло из колючей проволоки в два ряда с козырьками. Затем шел высокий забор с колючей проволокой в два ряда, а между ними - накрученная клубками проволока. За этими укреплениями в лагере находились баня и прачечная. Баня была для всех, в прачечной прожаривали иногда белье. Баня и прачечная размещались недалеко от проходной, в 50-70 метрах от штаба лагеря. Расстояние между заборами и проволочными накатами составляло примерно 250-300 метров. Второе укрепление состояло из трех рядов проволоки. И все же эти укрепления удавалось проходить военнопленным под землей, уходить к подпольщикам Бреста и дальше - в лес.
   Три раза пыталась выйти из лагеря и А. Львова. В одну из групп для выхода из лагеря включили и ее. Вместе с Марией Прихотько (судьба ее не известна), двумя бывшими летчиками и еще несколько человек. С.С. Ермолаев подготовил необходимые медикаменты, положили их в мешочек из-под грелки. Сшили для всех маскировочные халаты. С этим снаряжением 7 мужчин и 2 женщины (все из разных подпольных ячеек) с проводником Костей отправились в нелегкий путь. Идти надо было по канализационным трубам, пройти 7 колодцев. Канализационный проход был выложен кирпичом. Вдоль прохода шли две трубы - толстая и тонкая. В кирпичном лазе ползли друг за другом, придерживаясь ног впереди ползущего. Дышать было трудно, воздух там был спертый, поднималась пыль, кругом грязь, повороты, в некоторых местах проход сужался, ползти становилось почти невозможно. Особенно трудно было одному распухшему от голода летчику. Он двигался только благодаря внутренним душевным силам. Ане было легче: и ростом маленькая, и очень худенькая. Через некоторое время все поняли, что находятся где-то около столовой, потому что недалеко от нее с утра складывали трупы и далеко, даже под землю, проникало зловоние. Поползли дальше, но и там подстерегала неудача. Попробовали выйти, но люк не поддался, сильно был завинчен. Стало ясно, что заблудились. Пришлось возвращаться. Обратная дорога была еще тяжелее. Готовились ко второму походу. Планировали выходить через гауптвахту. Но ход по трубам был обнаружен. Два наших бойца, по рассказам членов похоронной группы, прошли по трубам и вышли раньше положенного: на территории лагеря. Их обнаружили около выходного колодца, где лежали две лопаты. Озверевшие фашисты зарубили их этими лопатами.
   Третий план осуществили, используя баню и прачечную. Бежать Анне Андреевне Львовой удалось 6 декабря 1941 г. План побега разработали военнослужащие: старший военфельдшер Хитрых (умер в плену), политрук Евгений Хлебников, Степан Петрович Терехов. Для этого обменяли у одного из раненых одеяло на шинель, раздобыли новую портянку. Степан Петрович принес матрац, сапоги (правда, на одну ногу). С помощью Маруси Прихотько сшили обновки для Ани: из одеяла - пальто, из матраца - платье, из портянки - берет. Старший военфельдшер Хитрых заготовил для нее справку о том, что паспорт она сдала на прописку. Справка была даже с «печатью». Изготовили ее ребята из резиновой набойки. Девушка должна была явиться к семье С.П. Терехова после побега из лагеря.
   К побегу было все готово. Настал день, когда женщин повели в баню. Работой бани ведали бывший майор Н.И. Ипатов и бывший старший лейтенант Л.М. Глушков (из Брестской крепости). Возле бани, за третьим рядом колючей проволоки находилась прачечная. В ней работали вольнонаемные женщины. А.А. Львова должна была переодеться в бане в захваченную с собой гражданскую одежду, дождаться конца работы прачечной и под видом вольнонаемной из прачечной попытаться проникнуть за проволоку с узелком белья, которое якобы несла из бани. Прачечная работала до 18 часов. В декабре в это время уже было на улице темно.
   Ушла из бани первая партия помывшихся женщин, вторая... Остались только те женщины, которые знали о побеге: врачи Валентина Четверухина (Кокорева), Ксения Тимофеева и медсестра Аня Каменева. Они сильнее громыхали тазами, еще и еще раз мыли полы, протирали стены - тянули время, стараясь дождаться полнейшей темноты. Несколько раз их поторапливали конвоиры. Аня не начинала мыться, объясняла это тем, что у нее болит и кружится голова. Наконец их всех стали выгонять из бани. Аня спряталась за дверью. Последними уходили те, кто знал тайну. Сделав все, что могли, они проходили мимо нее, безмолвно прощаясь, желая удачи. Львова схватила узелок какого-то рванья и пошла к дверям прачечной, из которой все прошли строем мимо постового. Ипатов должен был закрывать помещения. Он спрятал ее за дверью прачечной, прикрыв собой, когда постовой пришел проверить помещение, и шепнул на прощанье: «Сестренка, больше помочь не могу. Счастливого пути!» Увидев спину постового, она тихо и незаметно выскочила из помещения.
   Шел мокрый снег, холодный ветер сбивал с ног. Продрогший постовой привычно потребовал пропуск. Но пропуска у нее не было. Как сумела, она стала объяснять, что пропуск свой забыла дома, виновата, мол, больше этого не повторится, и совала часовому свою единственную справку, плача и причитая: «Неужели вы будете меня держать всю ночь здесь на холоде, а ведь дома ждут меня дети?» Часовой рассердился, что-то прокричал и вытолкнул ее за двери проходной. Не сразу поняла Анна Андреевна, что лежит за колючей проволокой лагеря, что вышвырнули ее на свободу.
   Пять километров от лагеря в Южном городке до Бреста шла 3 часа, останавливаясь, ожидая рассвет. Добиралась до города окружными путями, через деревню Волынка, минуя мост, на котором немецкие посты проверяли документы. Вошла в город с группой рабочих. С волнением искала улицу Бема, ныне улица Горького. Наконец нашла дом № 23. Здесь, по рассказам Степана Петровича Терехова, жила его семья, жена Валентина и сын Юрий. Постучалась в дом. Ей открыли и всплеснули руками. «Ты, Анечка, откуда?». «Из плена бежала я», - ответила им девушка. Первая реакция у всех - страх, а потом успокоились, покормили всем, что нашлось в доме. От радости, что нашла своих, еда в горле застревала, слезы сдерживать не могла. С ней плакали все.


   страницы     
-----------------------------------------------

Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.

Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
                     
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
                     
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
                     
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
                     
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
                     
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
                     
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
                     
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
                     
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
                     
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
                     
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
                     
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
                     
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
                     
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
                     
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
                     
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
                     
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
                     
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
                     
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
                     
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
                     
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
                     
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
                     
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
Брест. Живая боль. Женщины и дети Брестского гарнизона (1941-1944). А.А. Гребенкина.
                     

 
brest-sv.com ©




 
ваша реклама в интернете

Фирмы, организации, компании,  магазины,  салоны Бреста

Брестская доска бесплатных объявлений

Реклама в Интернете
Яндекс.Метрика