В СОДЕРЖАНИЕ

Юрий Кузнецов

   Он так хотел жить.
     Примерно  лет 8 назад я еще работал в Беларусьбанке, в его самом большом  филиале - сто десятом, на Гоголя 2. Программистов было только четверо.  Через  каждые 3 дня каждому доставалась вторая смена, т.е. с 14-15  и  до  момента  полного  закрытия «Операционного дня». Так назывался  главный  программный  комплекс.  Иногда,  а это зависело от Минска,  т.е.  от передачи нам всех результирующих файлов, приходилось работать  и  до 2, и далее часов ночи. Как-то в пятницу, когда после 18 часов  все  уже  ушли, я в течение минут сорока, снизу, с земли, через плотно  закрытые  на зиму окна второго этажа, слышал отдаленные звуки.  Иногда  они затихали,  потом  возобновлялись вновь. Был сильно занят и даже  не  подумал  об  их  природе. Подсознательно пронеслось, что это неисправная    сигнализация    машины.   Вскоре   запарка   кончилась.  Прислушался. На звуки устройства это походило мало. Как-то жалостливо, просяще. И совсем не периодично. Нет. На технику не похоже. Попросил старого  охранника  открыть корпус.
   Спустился  под  окна.  Стало  все  ясно. Маленький, максимум с полтора месяца, серый  в  полосочку  котенок. Плакал и взывал о помощи. Правая передняя  лапка  у него была сломана и неестественно висела в воздухе.  Прислонившись  к  ледяной стене девятиэтажного здания, он полусидел на трех здоровых лапах и плакал. Сырой порывистый ветер со снежной крупой никак  не способствовал улучшению его состояния, а наоборот, приближал смерть. Котик плакал - мяукал, потом затихал, когда его покидали силы.  Отдохнув,  начинал  снова.  В его жалобных стонах и плаче, без всякого перевода с  кошачьего, ясно понималось только одно: - Почему вы меня с поломанной  лапой  отнесли  на холод, в парк?! Я же умру там! А я ТОЖЕ жить  хочу!  Имею  право!  Я  жить хочу!!! Я сильно очень  жить хочу!!!  Завидев меня, он сразу потянулся ко мне, но сил подбежать уже не было.  Он  просто  проковылял  с  пол  метра мне навстречу, не боясь того, что неизвестное большое существо может снова отнести его далеко на холод, или даже ударить, а то и убить.
  Я  без угрызений совести и без эмоций уничтожил бы лично известных  мне  и наверняка ныне здравствующих несколько подонков.
   Этому  же  беззащитному  существу не помочь было невозможно. Наши души слились в едином мегапространстве добра и любви.
   Осторожно  взял  его  на руки. Он дрожал. Понес его в здание. Сторож  раздраженно сказал, что унес его  подальше  от  банка, а он, сволочь, вернулся даже на трех лапах сам.  Я сказал деду нужные слова. Нашел такие, чтобы он не умер сразу.  Принес кота на 2 этаж к себе и отнес в туалет. Там был большой коридор  предбанник.  Пища у меня была. Он сразу съел вареную колбасу, долго  внюхивался в булку, в которой была эта колбаса, но потом съел и ее. Крышечку от банки я увидел возле мусорного ведра и налил ему воду.  Ушел работать. Через часа полтора вернулся. Кот спал.
   На сей раз смена окончилась нормально. Около 23 часов. Я посмотрел на кота  и ушел. Тот спал. На завтра, в субботу, я рассуждал о его судьбе до  10.00.  Было  ясно,  что никто до понедельника его там не накормит.  Пищи  нет.  Спасенный  мною  - оставался в тепле без пищи с поломанной лапой, ожидая смерть от голода. Через час я добрался до банка. Кот был на месте. Я привез ему хрустящий кошачий корм. Он поел. Уместил его за пазуху;  кот не сопротивлялся. Только нос и один глаз высунул наружу и наблюдал  за  окружающим  миром.  Так  я его на троллейбусе и довез до ветлечебницы,  что  была,  где-то,  в  районе  самолета  - памятника на проспекте  Гаврилова.  Ясен корень, мне тут же сказали, что на сегодня прием  закончен.  И  езжай, дядя, на Буденного. Ко мне проникся какой то мужик, что возник рядом, и усадил в свою машину. Сказал - я сам хозяин кошки  и  мне очень вашего этого жалко. Мы с ним поехали. Деньги он не взял.  Там  коту  за  6  долларов сделали рентген. Сказали, что в этом случае можно сделать операцию, она будет стоить около 80 долларов.  Однако поломанные кости  находятся в трубке и обязательно срастутся сами. Надо просто за ним ухаживать.
   Я отвез своего уже полюбившегося друга обратно в банк. Но уже обставил едой.
   В  понедельник пришли люди. Ему несли все, кто хотел. Через два дня не выдержал  Богданов.  Прекрасный человек. Чуть старше меня. У него свой дом.  Кот  у  него  скоро  поправился.  Жизнь  пошла  нормально.  Лапа срослась.  Он  прыгал  через  плетень,  ходил  по  нему,  и,  по словам Богданова, чуть прихрамывал. Валентин Адамович его тоже очень полюбил.
   Через полгода Адамович пришел расстроенный.
-Юра! - не знаю где он. Его нигде нет.
Мы оба загрустили.
Но  были  уверены;  уверены и по сей день, что пропавший, но спасенный нами ранее кот, жив.

***
   Как больно, все же, навсегда расставаться с тем, кого любишь. 

18 июня 2008 г.